— Мисс Сиддон разыскивала Милдред Мид.

Стакан в стиснутых пальцах Баймейера резко дрогнул; часть содержимого пролилась ему на брюки.

— Я никогда не слышал о такой, — произнес он не особенно твердым голосом.

— Именно она изображена на портрете, который я разыскиваю. Вы должны ее знать.

— Каким же это образом? — возразил он. — Я не видел этой женщины никогда в жизни. Как, вы сказали, ее зовут?

— Милдред Мид. Когда-то, довольно давно, вы купит ей дом в каньоне Чентри. Это слишком щедрый подарок для женщины, которую, как, вы утверждаете, вы никогда в жизни не видели. Кстати говоря, ваша дочь, Дорис, оказалась позавчера вечером в том самом доме. Он перешел в руки какой-то религиозной секты. Милдред продала дом несколько месяцев назад и переехала сюда.

Только не надо говорить, что вы ничего об этом не знали.

— Я и не говорю.

Его лицо побагровело, он резким движением поднялся с места. Мне показалось, что он вот-вот бросится на меня, но вместо этого он выбежал из комнаты.

Я предполагал, что на этом наша беседа и закончится, но ошибся: он снова появился с коктейлем в руке и уселся на прежнее место. На лице его успели выступить белые пятна.

— Вы проводили расследование в отношении меня?

— Нет.

— Я вам не верю. Откуда тогда вам известно о Милдред Мид?

— Ее имя упоминали в Аризоне наряду с вашим.

— Они там меня ненавидят, — вздохнул он. — Когда-то мне пришлось закрыть медеплавильный завод, и половина Коппер-Сити осталась без работы. Понимаю, каково им пришлось… Я и сам родом оттуда. До войны у моей семьи не было ни цента. Я работал, чтобы заплатить за обучение в колледже, а потом получил высшее образование благодаря игре в футбол. Но вам, наверное, все это уже известно?

Я бросил на него многозначительный взгляд, словно мне и впрямь все это было давно известно, что, впрочем, удалось без особого труда, — теперь так оно и было.

— Вы разговаривали с Милдред? — спросил он.

— Нет. Я не видел ее.

— Она уже старая женщина. Но в свое время ее стоило увидеть. Она была настоящей красоткой. — Он разжал и снова стиснул ладонь и сделал глоток из стакана. — Когда мне удалось наконец ее заполучить, все на какое-то время приобрело смысл — и работа, и эти проклятые футбольные матчи, во время которых мне чуть не переломали кости. Сейчас она старуха. Наконец и она состарилась.

— Она сейчас в городе?

— Вы знаете, что да, иначе не задавали бы этот вопрос. Во всяком случае, была здесь. — Он протянул свободную руку и положил мне на плечо. — Только не говорите об этом Рут. Она дьявольски ревнива. Вы же знаете, как это бывает у женщин.

Внезапно я заметил луч света, проникший через открывшуюся дверь кабинета. На пороге появилась Рут Баймейер.

— Это неправда, что я дьявольски ревнива, — заявила она. — Может быть, иногда я и обнаруживала ревность, но всё же ты не имеешь права отзываться обо мне так.

Баймейер поднялся с места и повернулся к жене, которая, благодаря каблукам, была немного выше его. Его лицо застыло, приобретя выражение презрительной ненависти, которого я ранее на нем не замечал.

— Тебя пожирала ревность, — заговорил он. — Всю жизнь. Ты не хотела обеспечить мне нормальную интимную жизнь, но не могла вынести того, что это сделала другая женщина. Ты чертовски желала, чтобы я ее бросил, ты выжила ее из города.

— Мне просто было стыдно за тебя, — отозвалась миссис Баймейер с кисло-сладкой миной. — Ты бегал за этой бедной старой женщиной, которая была так больна и слаба, что едва держалась на ногах.

— Милдред не так уж стара. У нее больше секса в мизинце, чем у тебя во всем теле.

— Что ты можешь знать о сексе? Тебе нужна была мать, а не жена.

— Жена? — Он демонстративно оглянулся по сторонам. — Я не вижу здесь никакой жены. Я вижу женщину, которая отравила мне лучшие годы жизни.

— Потому что ты предпочитал эту старую ведьму!

— Не смей говорить о ней так!

Их ссора выглядела до смешного театральной. Произнося свои реплики, они краешком глаза посматривали на меня, словно я был арбитром, которому предстояло оценить их игру. Я подумал о Дорис, и мне пришло в голову, не служила ли и она зрительным залом для таких сцен.

Мне вспомнился ее рассказ о том, как она пряталась в ванной, в ящике для грязного белья, и я почувствовал бешенство, но скрыл свой гнев, — родители Дорис давали мне необходимую информацию. Впрочем, в настоящий момент оба они смотрели на меня, словно опасаясь, что потеряли аудиторию.

— Зачем вы купили эту картину? — спросил я у Рут Баймейер.

— Я не знала, что на ней изображена Милдред Мид. Это весьма идеализированный портрет, а теперь она просто старая, сморщенная баба. Почему я должна была связать ее с картиной?

— И все же связала, — вмешался Баймейер. — Впрочем, она и тогда была красивее, чем ты в свои лучшие годы. Вот этого-то ты и не могла вынести.

— Это тебя я не могла вынести.

— По крайней мере, теперь ты открыто признаешься в этом, а прежде твердила, что все наши ссоры возникают по моей вине. Я был Кинг Конгом из Коппер-Сити, а ты — невинной девочкой.

Не так уж ты невинна и не такая уж, черт побери, девочка.

— Да, — призналась она. — Я тоже стала толстокожей и грубой. Иначе я бы с тобой не выдержала.

С меня было довольно. Я пережил такого рода сцены в период разрушения собственной семьи. Они достигли той точки, когда ни одно из высказываний не отличалось полной правдивостью и не вносило ничего нового.

Я ощущал кислую, животную злобу, которую излучали их тела, и слышал быстрое, неровное дыхание. Встав между ними, я повернулся к Баймейеру.

— Где Милдред? — спросил я. — Я хочу поговорить с ней.

— Не знаю. Правда, не знаю.

— Он лжет, — заявила его супруга. — Он выписал ее в Санта-Тересу и нанял ей квартиру неподалеку от пляжа. У меня есть в этом городе кое-какие друзья, и я знаю, что здесь происходит. Я видела, как он протаптывает дорожку к ее двери, как ежедневно навещает ее. — Она повернулась к мужу: — Какой же ты, однако, подлец, если бегаешь из приличного дома, чтобы спать с сумасшедшей старухой.

— Я не спал с ней.

— Что же вы делали?

— Разговаривали. Выпивали по нескольку рюмок и просто болтали. Больше нам ничего не нужно.

— Просто-напросто невинная дружба, да?

— Именно так.

— И всегда так и было, — добавила она с иронией.

— Я этого вовсе не утверждаю.

— А что ты утверждаешь?

Некоторое время он старался взять себя в руки.

— Я любил ее, — наконец проговорил он.

Она как-то беспомощно посмотрела на него. Очевидно, никогда до этого он не говорил таких слов. Разразившись рыданиями, она опустилась в его кресло, опустив мокрое от слез лицо к самым коленям.

Баймейер тоже казался подавленным, почти вне себя. Я взял его под руку и отвел в противоположный конец кабинета.

— Где сейчас Милдред?

— Я не видел ее уже несколько недель. Не знаю, куда она переехала. Мы поссорились из-за денег. Я, конечно, помогал ей, но она хотела больше. Потребовала, чтобы я нанял ей дом с прислугой и медсестру, которая ухаживала бы за ней. У нее всегда был широкий размах.

— А вы не захотели финансировать это?

— Верно, не захотел. Я готов был покрыть какую-то часть расходов. В конце концов, она не нуждалась. А кроме того, состарилась… Ей уже за семьдесят. Я сказал, что женщина в ее возрасте должна как-то приспособиться к обстоятельствам. Она не может рассчитывать на то, что по-прежнему будет жить, как королева.

— И куда она переехала?

— Понятия не имею. Она исчезла несколько недель назад, не оставив мне адреса. Сказала только, что собирается поселиться у каких-то родственников.

— В этом городе?

— Не знаю.

— И вы не пытались ее разыскать?

— Зачем? — удивился Баймейер. — Ради чего, черт возьми, я стал бы это делать? Между нами уже давно ничего не было. После продажи дома в каньоне у нее оказалось столько денег, что хватит до конца жизни. Я ей ничего не должен. Откровенно говоря, она уже начинала раздражать меня.