— Значит, вы думаете, что Чентри жив?

— Тогда я так считала. Теперь не знаю. Забавно, как меняются с годами наши взгляды. Вы уже в таком возрасте, что должны меня понять. Когда я была молодой, мне представлялось, что Чентри поступил так, как мне самой хотелось бы поступить. Дескать, плюнул на этот паршивый городишко и убрался отсюда. Понимаете, когда он исчез, как сквозь землю провалился, ему было лет тридцать. Впереди у него была масса времени… Он мог начать новую жизнь. Теперь, когда моя собственная жизнь близится к концу, я уже не уверена в правильности его решения.

И не исключаю возможности, что он просто был убит тогда, тридцать лет назад.

— У кого могли быть мотивы убивать его?

— Не знаю. Может быть, у жены. У жен часто бывают мотивы. Я попрошу вас не ссылаться на мое мнение, но мне кажется, она способна на это.

— Вы ее знаете?

— Я знаю ее вполне достаточно, во всяком случае, знала. Она очень заботится о рекламе. С тех пор как я перестала быть репортером, она не интересуется мной.

— А с ее мужем вы были знакомы?

— С ним нет. Как вам, наверное, известно, он жил отшельником. Хотя он провел в этом городе семь или восемь пет, людей, которых он знал настолько, чтобы разговаривать с ними, можно пересчитать на пальцах одной руки.

— Вы можете назвать кого-нибудь из них?

— Мне приходит в голову только один. Джейкоб Уитмор. Он приносил им газеты. Думаю, что именно знакомство с Чентри привело к тому, что он заинтересовался живописью.

— Интересно, не это ли привело его и к смерти?

Миссис Брайтон сняла очки и протерла стекла кружевным платочком. Потом снова надела их и внимательно посмотрела на меня:

— Я не очень понимаю, что вы имеете в виду. Не могли бы вы объяснить мне это доступным способом? У меня был длинный и трудный день.

— Я чувствую, что Чентри находится в городе. Это не простое предчувствие. Картина, украденная у Баймейеров, вероятно, была написана Чентри. Прежде чем попасть к ним, она прошла через руки двух людей — Джейка Уитмора и Пола Граймса. Обоих нет в живых. Ведь вам это известно.

Она склонила седеющую голову, словно под тяжестью лих фактов:

— Вы думаете, Бетти в самом деле угрожает опасность?

— Не исключено.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь? Хотите, я обзвоню приюты для выздоравливающих?

— Да. Но будьте осторожны. Прошу вас не называть никаких фамилий. Говорите, что у вас старая тетка, нуждающаяся в уходе. Пусть вам перечисляют все удобства, которые могут обеспечить. Попытайтесь почувствовать в голосах следы вины или проявления беспокойства.

— Я в этом неплохо разбираюсь, — сухо отозвалась она. — Мне часто приходится сталкиваться с этим в редакции, но я не уверена, что это лучший метод.

— Тогда что вы предлагаете?

— Я еще не придумала ничего конкретного. Все зависит от того, на чем мы будем основываться. Вы предполагаете, что Бетти разыскала приют, в котором находится Милдред Мид, и что ее туда завлекли, а затем похитили? Не слишком ли это мелодраматичная версия?

— Ежедневно случаются такие мелодрамы.

— Вероятно, вы правы. — Она вздохнула. — Мне и в редакции приходится часто о них слышать. Но не кажется ли вам столь же правдоподобным, что Бетти просто напала на какой-то след, отправилась на поиски и вот-вот появится?

— Возможно, это правдоподобная версия, — заметил я. — Но не забывайте, что Джейк Уитмор появился в виде утопленника. А Пол Граймс — в виде насмерть избитого человека.

Ее лицо внезапно сжалось, как губка, из которой выжали воду; видно было, что до нее дошел смысл моих слов и она отдала себе отчет в их весомости.

— Разумеется, вы правы. Мы обязаны сделать все, что в наших силах. Но не следует ли нам заявить в полицию?

— Конечно, следует. Но только тогда, когда мы сможем сказать им что-то конкретное. Маккендрик — человек скептического склада.

— Да, это правда. Ладно, если я вам понадоблюсь, вы можете найти меня в редакции.

Я записал названный ею номер телефона и попросил ее составить список учреждений, куда она будет звонить.

XXIX

Въезжая на темный холм и приближаясь к дому Баймейеров, я испытывал бессильное бешенство; здание было ярко освещено, но внутри царила полная тишина.

Баймейер сам открыл дверь. Он производил впечатление человека, которому только стакан с коктейлем, который он держал в руке, помогал сохранить равновесие.

— Что вам надо, черт подери? — У него был хриплый, осипший голос, словно он длительное время кричал.

— Мне нужно с вами серьезно поговорить, мистер Баймейер.

— Я знаю, что означают такие разговоры. Вы снова потребуете денег.

— Постарайтесь для разнообразия не думать о деньгах. Мне они в данный момент не нужны.

Баймейер сделал разочарованное лицо: он уже водрузил было на мачту пачку банкнотов, а я не отдал им чести. Но постепенно его лицо обрело нормальное выражение; темные глаза, окруженные морщинами, враждебно смотрели на меня.

— Это означает, что вы не намерены вручить мне счет?

Меня так и подмывало повернуться к нему спиной и уйти, может быть, предварительно врезав ему по морде. Но Баймейер и члены его семьи располагали нужной мне информацией, а работа на них придавала мне в глазах полиции вес, которого я не мог бы приобрести иным способом.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказал я. — Аванса, который вы мне дали, должно хватить. Если его окажется недостаточно, то я пришлю вам счет. В конце концов, я ведь нашел вашу дочь.

— Но не картину.

— Я стараюсь ее разыскать и уже недалек от цели. Здесь есть какое-нибудь место, где мы могли бы спокойно поговорить?

— Нет, — отрезал он. — Здесь нет такого места. Я требую, чтобы вы уважали неприкосновенность моего жилища, Если вы не желаете этого делать, можете убираться ко всем чертям.

Даже стакан в его руке больше не оставался неподвижным: он сделал им красноречивый жест в сторону дверей, расплескав немного жидкости на лакированный пол. Тут же из-за его спины показалась миссис Баймейер, как будто пролитие спиртного служило в их семействе условным сигналом. В глубине помещения, молчаливая и неподвижная, стояла Дорис.

— Думаю, тебе стоит с ним поговорить, Джек, — вмешалась Рут Баймейер. — За последние дни нам пришлось многое пережить. И тому, что все закончилось благополучно, мы во многом обязаны мистеру Арчеру.

На ней было вечернее платье. Лицо ее было спокойно и безмятежно, но голос выражал отчаяние. Мне пришло в голову, уж не заключила ли она своего рода договор с силами, управлявшими, как ей казалось, ее судьбой: если Дорис вернется, я останусь с Джеком. Ну что ж, Дорис была на месте и стояла как статуя.

Баймейер не нашел в себе сил продолжать спор, хотя сделал вид, что не слышал слов жены. Он просто повернулся и повел меня в свой кабинет. Когда мы проходили мимо Дорис, она послала мне чуть заметную примирительную улыбку. В ее глазах я прочитал тревогу и настороженность.

Баймейер уселся за письменный стол, под фотографией своей шахты, поставил стакан и повернулся ко мне вместе со стулом.

— Ну ладно. Чего вы опять хотите?

— Я ищу двух женщин. Думаю, что в данный момент они могут находиться вместе. Одна из них Бетти, Бетти Джо Сиддон.

Баймейер наклонился вперед:

— Это та репортерша из отдела светской хроники? Не хотите ли вы сказать, что она тоже пропала?

— Только сегодня вечером. Но не исключено, что ей угрожает опасность. Вы можете помочь мне ее найти.

— Не знаю, каким образом. Я не видел ее уже несколько недель. Мы редко бываем на приемах.

— Она исчезла не на приеме, мистер Баймейер.

Я не уверен на сто процентов, но мне сдается, что она отправилась в один из здешних приютов для выздоравливающих и там ее похитили. Во всяком случае, так выглядит моя рабочая версия.

— Что же я могу сделать? Я в жизни не посещал таких заведений. — Он посмотрел на меня с видом стопроцентного мужчины и потянулся за своим коктейлем.