— Позвонил Фрэд. Это ее сын. И сказал, что старик снова сходит с ума. Он жуткий пьяница, и только она способна его утихомирить, когда он в таком состоянии. Она взяла такси и поехала домой. Я на нее не в обиде: в конце концов, нужно же было что-то делать. — Она глубоко вздохнула; я почувствовал в темноте тепло ее дыхания. — Я не могу осуждать миссис Джонсон. У меня у самой есть пьяницы в семье.

— Вы когда-нибудь были у нее дома?

— Нет, — решительно отозвалась она. — Если у вас больше нет вопросов, то не стоит терять время.

— У меня еще несколько вопросов. Это очень важно… вопрос жизни и смерти.

— Чьей жизни? — удивленно спросила она. — Чьей смерти?

— Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции здешней газеты.

Я услышал, как она глубоко вздохнула.

— Вы слышали раньше это имя?

— Да. Слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства. Ей хотелось знать, есть ли среди наших пациентов женщина по имени Милдред Мид. Я ответила ей, что эта женщина находилась у нас какое-то время, но теперь переехала. Ей захотелось самостоятельности, и она наняла домик в Магнолия Корт. Впрочем, мисс Мид поселилась у нас вследствие связей с миссис Джонсон.

— Каких связей?

— Они в родственных отношениях друг с другом.

— В каких именно?

— Они мне не говорили.

— Миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?

— Нет. Я не хотела ее волновать. После отъезда мисс Мид она была очень недовольна. Можно сказать, что она отнеслась к этому, как к личному оскорблению. Они тогда ужасно поссорились. Откровенно говоря, чуть не разодрались. Обе они слишком вспыльчивы и легко теряют контроль над собой, как мне кажется.

Ее красноречие показалось мне наигранным; у меня было такое впечатление, что своими словами она создает дымовую завесу, заслоняющую от меня то, что мне хотелось знать.

— Мисс Сиддон приезжала сюда сегодня вечером? — спросил я напрямик.

— Нет. — Ответ прозвучал столь же решительно. Но ее ресницы слегка подрагивали, как будто пытались скрыть какую-то мысль.

— Если она здесь была, вы должны непременно сказать мне об этом. Ей может угрожать серьезная опасность.

— Мне очень жаль, но я ее не видела.

— Это правда, миссис Холмэн?

— Перестаньте сверлить мне дырку на голове! — неожиданно взорвалась она. — Я очень сожалею, что происходит что-то недоброе и что ваша знакомая впуталась в неприятную историю. Но это не моя вина. Может быть, вам больше нечего делать, а меня ждет работа.

Я неохотно простился с ней, чувствуя, что она знает больше, чем говорит. Атмосфера дома призрения, с его стариками, болезнями и подавляемой болью, сопутствовала мне до самого дома Джонсонов.

XXXVІІ

Высокий старый дом был погружен в темноту. Казалось, он висел надо мной на фоне звезд, как мрачное прошлое, состоящее из нескольких слоев, означающих ряд поколений. Я постучал в дверь, затем, не дождавшись ответа, еще раз.

У меня было желание заорать на дом, как ранее Джерард Джонсон, и я начинал подумывать, не схожу ли, подобно ему, с ума. Облокотившись на стену, я посмотрел на тихую улицу. Я поставил машину за углом, поэтому проезжая часть была совершенно пуста. Над зарослями оливковых деревьев показалась бледная полоска неба, которая все больше светлела.

Утренний холод пробрал меня до самых костей. Очнувшись, я принялся так сильно колотить в дверь, что отбил пальцы и стал посасывать их, сунув в рот.

Из-за двери донесся голос Джерарда Джонсона:

— Кто там?

— Арчер. Откройте, пожалуйста.

— Не могу. Она ушла и заперла меня на ключ! — хрипло заскулил он.

— Куда она пошла?

— Кажется, в свой дом призрения… «Ля Палома». Сегодня у нее ночное дежурство.

— Я только что оттуда. Миссис Джонсон вторично ушла с работы.

— Ей не следует этого делать. Она потеряет и это место. Нам придется жить на пособие. Не знаю, что с нами будет.

— Где Фрэд?

— Не знаю.

— Мне хотелось задать ему множество разных вопросов, касающихся его жены и пропавшей картины, но меня обескуражили его бессмысленные ответы. Я пожелал ему через дверь спокойной ночи и отправился в полицию.

Маккендрика я застал в его кабинете; он выглядел почти так же, как семь или восемь часов назад. Под глазами у него я заметил синие мешки, но взгляд был острым и настороженным; он был тщательно выбрит.

— Похоже, вы не выспались, — обратился он ко мне.

— Я совсем не ложился. Все пытался разыскать Бетти Сиддон.

Маккендрик сделал такой глубокий вдох, что под ним даже стул затрещал, а затем с шумом выпустил воздух.

— Почему вас это так волнует? Мы не можем следить за каждым движением репортера в течение двадцати четырех часов в сутки.

— Я знаю. Но мы имеем дело с необычным случаем. Думаю, стоит обыскать дом Джонсонов.

— У вас есть основания полагать, что мисс Сиддон находится там?

— Ничего конкретного. Но существует вероятность и даже подозрение, что пропавшая картина находится именно там. Она уже прошла через руки миссис Джонсон, а потом через руки ее сына Фрэда.

Я напомнил Маккендрику все известные нам факты: что Фрэд Джонсон украл или позаимствовал картину из дома Баймейеров и что её потом украли из музея или, согласно ранее выдвинутой Фрэдом версии, из дома Джонсонов. К этому я добавил полученную от Джесси Гейбл информацию, свидетельствовавшую о том, что Уитмор купил картину у миссис Джонсон.

— Все это очень интересно, — равнодушным тоном отозвался Маккендрик, — но у меня сейчас нет времени разыскивать мисс Сиддон. А также искать исчезнувшую, украденную или пропавшую картину, которая, по всей вероятности, не представляет особой ценности.

— Зато девушка представляет. А картина — ключ ко всей этой дьявольской загадке.

Маккендрик тяжело навалился на стол:

— Это ваша девушка, верно?

— Я еще в этом не уверен.

— Но она вас интересует?

— Очень, — ответил я.

— А исчезнувший портрет — это та картина, которую вам поручили найти, ведь так?

— Ну, предположим.

— И поэтому вы считаете, что она является ключом ко всей загадке, да?

— Я этого не говорил, капитан. Мне кажется, что девушка и картина играют важную роль вне зависимости от того, каково мое личное отношение к ним.

— Это вы так думаете. Я бы хотел, чтобы вы пошли в ванную и внимательно рассмотрели себя в зеркале. Можете воспользоваться моей электробритвой. Она в шкафчике за зеркалом. Свет включается с левой стороны.

Я зашел в ванную и оглядел свое лицо; оно было бледным и усталым. Я сделал гримасу, чтобы оживить его, но глаза не изменили выражения, оставаясь стеклянными и матовыми.

После того как я побрился и умылся, мой внешний вид слегка улучшился, но не исчезли беспокойство и усталость, сковывавшие все тело.

Когда я вернулся в кабинет, Маккендрик внимательно посмотрел на меня:

— Вы себя лучше чувствуете?

— Немного лучше.

— Сколько времени прошло с тех пор, как вы ели?

Я взглянул на часы: было без десяти семь.

— Часов девять или десять.

— И за все это время вы не сомкнули глаз?

— Нет.

— Ладно, пойдем позавтракаем. Джо открывает в семь.

Джо был владельцем ресторанчика для рабочих; зал и бар начали уже заполняться посетителями. В прокуренном помещении царила атмосфера легкого, шутливого оптимизма, как будто начинавшийся день предвещал что-то радостное.

Мы заняли один из столиков, усевшись друг против друга. Ожидая, пока подадут завтрак, мы обсудили за кофе весь ход следствия. Я с досадой подумал о том, что до сих пор не сказал ему о своем разговоре с миссис Чентри; я понимал, что необходимо это сделать, прежде чем он узнает об этом сам.

Однако я отложил свое намерение до того момента, пока не подкреплюсь солидной порцией съестного.

Мы позавтракали беконом с ветчиной, картофелем-фри и гренками, а на закуску потребовали шарлотку и ванильное мороженое.